Ближний Восток… Безрадостные пустыни, палящее солнце и, словно жемчужины, раскиданные по бескрайнему морю песка, редкие оазисы… Подобную картину рисует наше воображение всякий раз, когда нам приходится слышать о природе арабских стран, не правда ли? Однако место, в которое мы собираемся сегодня отправиться, может раз и навсегда развеять эти представления.
На юге Ирака, в месте, где Тигр и Евфрат сливаются, образуя общее русло Шатт-эль-Араб (Арабский поток), раскинулся удивительный край озёр и болот. Каждую весну, когда начинают таять снега в горах Турции и Ирана, Тигр и Евфрат разливаются и питают новой водой озёра, а иногда даже затапливают пограничные пустынные территории. Этот цикл, остающийся неизменным на протяжении веков, сформировал уникальную экосистему озёрного края и повлиял на самобытную культуру его жителей – озёрных арабов.
В 50-х годах прошлого века англичанин Уилфред Тэсиджер, неутомимый путешественник и отважный исследователь, более шести лет подряд регулярно приезжал на озёра южного Ирака и подолгу жил там, чтобы как можно лучше изучить культуру озёрных арабов и проникнуться атмосферой этого места, словно выпавшего из окружающих его времени и пространства. Его книга «Озёрные арабы» («The Marsh Arabs»), вышедшая в 1967 году, подвела итог этим путешествиям и донесла до читателей бесценные заметки об истории озёрных арабов и их повседневной жизни.
Озёрных арабов также именуют маданами. Вот что пишет об этом названии У. Тэсиджер: «Несомненно, маданы пользовались дурной славой как среди арабов, так и среди англичан. По-арабски это слово означает «обитатель равнины», и кочевники пустыни презрительно называли так все иракские приречные племена, в то время как земледельцы, живущие вдоль рек, пренебрежительно обозначали этим именем обитателей озерного края». Почему «презрительно» и «пренебрежительно»? Не только потому, что маданы принципиально отличаются от «нормальных» арабов своим образом жизни и способами ведения хозяйства, но и потому, что озёра издавна были центром неповиновения закону и сопротивления всякой власти. Халдеи, хетты, зинджи – бесчисленное количество мятежных и непокорных племен оставило свой след в истории озёрного края. «Но основой всей жизни маданов, стержнем всего их уклада, от кровной мести до поведения за столом, был неписаный свод законов бедуинов».
Болота надёжно хранят памятники давней истории заселения этого края. Древние клады и удивительные находки на озёрах не в новинку. У. Тэсиджеру рассказывали о фигурках палеолитических венер, золотых монетах, найденных при постройке домов. Он пишет: «Находясь на озёрах, я никогда не пытался собирать предметы, представляющие интерес для археологов. Но однажды мне дали хеттскую печать, а в другой раз небольшой кусок свинцового листа, покрытого царапинками, которые оказались знаками финикийского письма. Человек, давший мне его, сказал, что этот лист был частью большого свитка, который расплавили на пули».
Как же маданы приспособились к жизни среди постоянно разливающихся вод? Интересен способ обустройств жилищ у озёрных арабов. Посёлки размещаются, как правило, на мелководье, где каждый дом стоит на своеобразной платформе. «Для того чтобы создать такую платформу, сначала обносят тростниковой оградой (высотой примерно в 20 футов) участок, достаточный для дома и двора; затем на этом участке трамбуют штабелями стебли тростника и камыша; когда штабеля поднимаются над уровнем воды, надламывают тростник ограды и укладывают его поперек штабелей. Затем маданы укладывают поверх тростника камыш и приминают его как можно сильнее. Когда площадка, по их мнению, готова, они приступают к постройке дома, втыкая в площадку стебли тростника, из которых делаются арки, после чего стебли соединяют в связки. Если полдома заливает — либо из-за того, что он оседает, либо при повышении уровня воды, — хозяин просто укладывает на пол несколько охапок свеженарезанного тростника. Полученный таким образом участок называется кибаша.
При постройке более основательного жилища маданы покрывают площадку илом, который собирают на дне. Они делают это осенью, когда вода стоит низко, и только на мелких местах. Затем ил покрывают новыми слоями камыша. Так кибаша превращается в дибин. Если семья, которая сложила дибин, не занимает его более года, она теряет право собственности и его может занять любой».
Разведение буйволов и выращивание риса составляют основу хозяйственной жизни озёрных арабов. По словам спутников У. Тэсиджера, семья скотовода на озёрах имеет в среднем от 20 до 30 буйволов. Чтобы прокормить большое стадо, семьи озёрных арабов тратят целые дни на заготовку хашиша (молодые побеги тростника) на корм буйволам. Стада обеспечивают маданов мясом и молоком, поэтому выпас буйволов и дойка буйволиц считаются исключительно мужским занятием. У. Тэсиджер замечает: «Лишь некоторые мальчики умеют доить буйволиц — странное обстоятельство, если иметь в виду, что вся жизнь маданов связана с буйволами. Женщинам не разрешают доить буйволиц, ведь у бедуинов Южной Аравии женщинам никогда не разрешают доить верблюдиц». Первый вопрос, который задаёт путник, останавливаясь на ночлег в незнакомой деревне: «Едят ли ваши буйволы смолу?». Смолой маданы обмазывают лодки, чтобы те не текли, поэтому ответ на этот вопрос чрезвычайно важен при путешествии по озёрам.
Помимо заботы о стаде, мужчины выращивают рис на полях, охотятся на диких уток и кабанов, вредящих посевам. Не стоит, однако, считать, что женщины совсем не помогают по хозяйству: «Ни один из озерных арабов не станет ни толочь или молоть зерно, ни лепить кизяки для очага. Мужчина готовит себе пищу или идет за водой только в том случае, если нет женщины, которая делала бы это для него». Интересно, что в своих заметках У. Тэсиджер отмечал, что сколько ни видел он женщин на озёрах, «ни одна из них не носила покрывало». Видимо, предписаниям шариата пришлось спасовать перед очевидной неудобностью ношения хиджаба в данных природных условиях.
Маданов отличает знаменитое восточное гостеприимство. Каждая уважающая себя деревня на озёрах имеет мадьяф – гостевой дом, принадлежащий, как правило, шейху сельской общины. Гостей приглашают отведать рис с мясом из общей тарелки. Сначала едят гости и старейшины, затем подходит очередь мужчин деревни, а затем – собравшихся на огонёк детей. Хозяин ест последним, так как в среде маданов считается, что «хозяину неприлично приниматься за еду, пока не поест последний из его гостей». Маданы едят руками, хотя У. Тэсиджеру, как европейцу, первое время предлагали воспользоваться ложкой и вилкой. Приняв пищу в мадьяфе, путники остаются в нём на ночь, что является огромной честью для его владельца, своеобразным показателем достатка и высокого положения хозяина. Поэтому даже маданы, которым не по карману содержать собственный мадьяф, часто строят свои жилища по типу «раба», соединяя под одной крышей хозяйский и гостевой дом. Даже в самом бедном посёлке жители будут рады предоставить кров путнику. Они с радостью помогут вам разместиться у них и щедро накормят, зная, что путник обязательно расскажет об их гостеприимстве в следующей деревне и волей-неволей сравнит с ним радушие тамошних жителей. Заметьте, что мадан никогда не поможет вам вынести вещи из дому и снарядить лодку – считается, что желание помогать в таких делах сравнимо со стремлением поскорее избавиться от гостей, что, конечно, является для озёрного араба величайшим позором.
Тэсиджер передаёт следующий диалог, услышанный им в одном из мадьяфов:
«— Я был в Басре. Везде люди и машины. Тысячи машин, одна к другой впритык.
— Это правда, что там нет мадьяфов? Как же там может жить путник?
— Он должен платить за все, как в кофейне в Маджаре».
Для мадана звучит дико тот факт, что гостеприимство может оцениваться деньгами. «Дикарями» озёрные жители называют и людей, которые ловят рыбу в озёрах сетями, причём не для еды, а для продажи. Культура городов входит в противоречие с образом жизни озёрных арабов. Этот конфликт является причиной взаимного недоверия и презрения, которое питают друг к другу маданы и городские, «цивилизованные» арабы-чиновники, полицейские и т.п. Отсюда вытекает ещё одна особенность психологии озёрных арабов – недоверие к властям, стремление избежать контакта с любыми «учреждениями» и «официальными лицами», доходящее порой до абсурда. Мадан с опасным заболеванием лучше останется у себя дома, оставив развитие болезни на волю судьбы, нежели обратится за помощью к городским врачам.
В середине XX века уникальная культура озёрных арабов еще сохраняла в себе отголоски далёких эпох и событий. Озёрные племена: аль иса, аль бу-мухаммед, ферайгаты, шаганба, фартусы, бени асад, бени лама, аль буганам – свято хранили предания глубокой старины, помнили историю своего рода и чтили заветы предков. Однако стремительные изменения, происходящие в мире, не обошли стороной и маданов…
«Немногие из мальчиков, которые посещали школу, намеревались остаться в родной деревне. В течение нескольких лет они находились под влиянием своих учителей, которые ненавидели образ жизни племен и приучали детей к мысли о том, что единственное место, где можно обеспечить себе достойное существование, – это город.
— Возьми меня с собой в Басру, сахеб, и найди мне там хорошую работу, — часто упрашивали меня молодые ребята. — Я все здесь ненавижу! Мы живем как животные. Это удел моих родителей и братьев, но я-то ведь образованный».
Июльская революция 1958 года, приведшая к власти военных во главе с Абдель Керим Касемом, ускорила процессы индустриализации страны и разложения архаичных родоплеменных отношений в обществе. Культура озёрных арабов, остававшаяся неизменной на протяжении столетий, подверглась серьёзному испытанию на прочность. Молодежь, уезжавшая в города, отрывалась от родной почвы и втягивалась в городской социум. Это дало повод старым маданам говорить: «Образование — плохая вещь, оно крадет у нас детей».
Но, пожалуй, самой большой катастрофой для маданов, поставившей эту уникальную культуру на грань исчезновения, стала постройка дамб на реках Тигр и Евфрат с целью отведения вод, питающих болота и озёра, к сельскохозяйственным угодьям. Хотя подобные планы ирригационных систем разрабатывались с 1970-ых годов, особенно активный характер строительство приобрело после шиитского восстания против режима Саддама Хусейна в 1991 году. Это позволяет заподозрить в «созидательных» планах ирригации банальную попытку диктатора Хусейна уничтожить очаг протестов, каковым, как уже упоминалось выше, издавна являлся озёрный край. Результаты агрессивного вмешательства в экосистему оказались печальными: озёра и болота, занимавшие площадь почти в 20 000 квадратных километров (для сравнения, площадь Калининградской области составляет примерно 15 000 квадратных километров), после постройки дамб пересохли, превратившись в бесплодные пустыни. Племена озёрных арабов, в совокупности насчитывавшие около полумиллиона человек, были вынуждены бежать в Иран или в другие части Ирака. К моменту падения режима Саддама Хусейна в традиционных дибинах на озёрах, сжавшихся до жалких 7% от своей былой площади, проживало около 30 000 человек. Озёрный край, на протяжении тысячелетий служивший домом для множества видов животных, бывший родиной многим народам, был безжалостно уничтожен по воле диктатора.
Сейчас трудно рассуждать о будущем маданов. Падение режима Хусейна, нестабильность в регионе, как ни странно, положительным образом сказались на судьбе озёрного края. Стихийные разрушения дамб, бегство людей из городов в сельскую местность и другие подобные явления дают основания надеяться на восстановление экосистемы озёр южного Ирака и возрождение культуры озёрных арабов.
Артем Шестопалов
