Автор: Александра Дьюри
Помните тепло встреченный на западе фильм «Усама»? Где-то в разрушенном войной Кабуле живёт маленькая семья: бабушка, мать и дочь. Муж и брат матери давно погибли. У власти Талибан: женщинам запрещено работать, запрещено выходить на улицу без сопровождения мужчин, запрещено… да, по сути, всё. Героиням грозит голодная смерть. И вот падают на пол отрезанные косички, и девочка, переодетая в отцовскую одежду и превратившаяся в мальчика по имени Усама, отправляется работать в лавку. Только она может всех спасти. Или погубить.
Бача-пош в переводе с фарси – «одетая как мальчик». Этот афганский культурный феномен, породивший немало видеорепортажей и статей, довольно широко известен – и всё же тщательно скрываем. Так, например, шведская журналистка Дженни Нордбер (впоследствии автор книги «Подпольные девочки Кабула») провела не один год, по крупицам собирая материал для своего исследования, натыкаясь на непонимание, недоумение, заявления о том, что подобные случаи, во-первых, единичны, а во-вторых, канули в прошлое. Однако странная традиция и не думает отмирать. Почему? Об этом речь пойдёт ниже.
Припоминаю лекции по этнографии Афганистана: когда рождается сын, устраивают большой праздник с угощением и стрельбой из ружей, хорошую новость разносят по всей округе, родня и соседи приходят пожелать счастья маленькому мужчине. Когда рождается дочь… На этот счёт мы записали несколько поговорок. Неудачливой матери в утешение говорится, например: «Ничего, девочка тоже радость» или «Лучше родить девочку, чем щенка». Или вот ещё: «Две девочки – помощь, три – балка в доме переломилась, четыре – катастрофа, а пять – чистая тьма».
Патриархальная логика предельно ясна: мальчик унаследует отцовское имущество и имя. Мальчик будет защищать страну и дом и заботиться о чести этого дома. Чем больше мальчиков, тем в большей (хотя и относительной) безопасности находится семья, тем быстрее растёт её благосостояние, тем спокойнее будет старость родителей. Мальчик будет учиться или работать. Приносить в дом хоть немного денег. Девочка этого делать не может – позор (а во времена Талибана и смертная казнь). Нашу общую знакомую Усаму на превращение толкает нужда, подобное случается и в фильме «Дождь» иранца Маджида Маджиди, где героиня заменяет на строительной площадке получившего травму отца. То же самое происходит с сотнями девочек по всей стране, которые идут на улицу торговать водой, книжками, сигаретами и другой мелочью, или просить милостыню. Под видом мальчиков, разумеется.
Что же, согласно патриархальной логике, делает девочка? Она помогает матери по хозяйству, нянчит младших, иногда ходит в школу (в университет – далеко не всегда, потому что мало кто посватается к образованной). Потом она выходит замуж – скорее, её выдают – и уходит в семью мужа. И столько хлопот и трат впустую. К семьям, где рождаются одни дочери, консервативная общественность относится с жалостью и некоторой долей презрения.
Семьи проявляют изобретательность: одна из дочерей (чаще по выбору родителей, реже добровольно) стрижёт волосы, надевает мужскую одежду, берёт мужское имя, обретая на время все мужские права и обязанности. Её, конечно, в своё время тоже выдадут замуж, но к тому времени на смену подрастёт младшая сестра. Ах да, есть ещё одно занятное суеверие: если переодеть дочь в мужскую одежду, следующий рождённый в семье ребёнок точно будет мальчиком. Или вот ещё один пример веры в чудесное: Обайда из романа Надии Хашими «One Half From The East» становится бача-пош, чтобы вернуть в семью удачу.
Знают ли о превращении соседи и родня? Возможно. Весьма вероятно. Но Афганистан редко выдаёт свои семейные тайны. Попробуйте уточнять или настаивать – рискуете прослыть варваром и впредь получать в ответ только улыбку и молчание. Бача-пош мало кого удивляет, а социальный статус семьи временно повышается. История из «Подпольных девочек Кабула»: Азита Раффат, став членом парламента, превратила в «сына» одну из своих четырёх дочерей. Общественность отнеслась к перемене благосклонно и некоторое время смотрела сквозь пальцы на возмутительную «неженскую» работу Азиты.
К вопросу о «не женском». Превратить девочку в мальчика может, помимо уже названных причин, политическая нестабильность.
Заметим, о женщинах, исполнявших мужские обязанности, упоминается в летописях 17-18 вв. (хотя тогда, вероятно, само понятие «бача пош» ещё не существовало). Назо Ана, мать афганского племенного вождя Мирвайса, носила на поясе меч и участвовала в битвах; Заргуна Ана, мать Ахмад Шаха Дуррани, заменяла на троне сына-правителя, ходившего в походы на Индию. Позднее мы находим упоминания о женщинах, наравне с мужчинами участвовавших в англо-афганских войнах (вспомним афганскую Жанну Д’Арк – Малалай, героиню битвы при Майванде), да и в 20-м веке женщинам приходилось браться за оружие. Одна из таких женщин, Биби Хакмина по прозвищу «король женщин», по сей день здравствует в провинции Хост. Во время советского вторжения старший брат Биби учился в Кабуле, а младший был слишком мал, и отец решил, что дочь тоже сможет удержать в руках АК. Она смогла. Воевала. Совершила паломничество в Мекку. Стала одним из племенных вождей. Даже книгу написала. «Такой же мужчина, как любой другой!» – говорят о ней. Признание досталось дорогой ценой.
А ведь на бумаге о неравноправии женщин нет и речи. Афганская конституция образца 2004-го гарантирует равенство граждан перед законом (невзирая на пол!), право женщин на образование, здравоохранение, на представительство в обеих палатах парламента, а также подчеркивает, что Афганистан уважает Устав ООН и Всеобщую декларацию прав человека. Однако узнать о своих многочисленных правах могут далеко не все: по данным ЮНЕСКО на ноябрь 2016 года, уровень грамотности среди взрослого населения составлял 31%. Среди женщин тот же показатель варьировался от 17 до 34,7 % (лучший результат был, разумеется, в столице).
Да, всё больше девочек ходят в школы. Да, женщин назначают на руководящие, а то и министерские посты. Казалось бы, жизнь налаживается. Проблема в следующем: двадцать первый век наступил далеко не во всём Афганистане. В подавляющей части страны ещё не кончился четырнадцатый – сейчас на дворе 1396 год солнечной хиджры, а вместе с ним, смотрите выше, патриархальные ценности, вопросы чести, магия и прочая, прочая. В средневековой картине мира равноправие и равноценность мужчин и женщин по определению невозможны.
К сожалению, ни ООН, ни ЮНЕСКО не в состоянии подсчитать, у какого процента афганских граждан мышление остаётся средневековым. Да и конца политической нестабильности пока не видно.
