Мир детства – неотъемлемая часть жизни любого народа. Невозможно говорить о каком-либо этносе, не учитывая его семейно-бытовой уклад и способы воспитания детей.
Изучение детства всегда будоражило умы исследователей и этнографов. Ведь в современном мире, когда процессы глобализации затронули практически все уголки планеты, очень важным является сохранение самобытных культур и этносов.
В данной статье речь пойдет о традиционных обрядах детства народов Таджикистана конца XIX – начала XX вв.
Следует отметить, что на рубеже XIX-XX веков семья у таджиков в большинстве случаев, особенно в сельских и горных местностях, представляла собой тип неразделенного образования, в котором вместе жили два – три, а возможно и более поколений с женатыми сыновьями и их детьми. Главным в такой семье выступал самый старший мужчина. В равнинных районах, преимущественно в городах, встречался другой тип семьи – нуклеарная (малая), состоявшей из супружеской пары с детьми добрачного возраста. В богатых знатных семья сыновья нередко имели самостоятельный доход, позволявший им жить отдельно от родителей. В бедных семьях экономическая зависимость сыновей от отца была основной причиной совместного проживания с родителями, которая впоследствии стала традицией, и отделение сына от отца уже воспринималось как оскорбление.
Рождение ребенка являлось наиболее ярким событием в жизни любой семьи.
Бесплодие считалось большим несчастьем, и бесплодная женщина подвергались насмешкам. Отношения между супругами ухудшались. Муж мог либо развестись, либо взять в дом вторую жену.
Бездетные женщины прибегали к различным обрядам. Обращаясь к мулле, который славился силой заклинаний и наговоров, бездетная женщина получала от него кусочки бумаги с написанными на них стихами из Корана. Существовали различные способы применения таких бумажек: одни зашивали в тряпочку и вешали на шнурке на шею; другие клали в глиняную посуду с горячими углями, которую женщина ставила между ногами и держала до тех пор, пока не сгорала бумажка; третьи же клали в миску с холодной водой, смывали с нее чернила и женщина пила эту воду. Все эти средства были призваны устранить внутренние болезни женщины и подарить ей надежду иметь ребенка. Если эти средства не помогали, женщину вели к мазару, священному месту древних доисламских культов. Хранитель мазара читал отрывок из Корана, брал женщину за руку и трижды обводил вокруг мазара. Потом предлагал взять горсть земли возле мазара и посмотреть, есть ли в ней какое-либо живое существо. Если во взятой земле оказывался червяк или какое-нибудь насекомое, то женщина могла надеяться, что у нее будет ребенок, если же в земле ничего не оказывалось, то она теряла надежду стать матерью.
После всего описанного вполне естественно предположить, что беременность женщины воспринималась как великая радость. Женщина получала подарки от мужа и родственников. Ее прихоти в еде старались удовлетворять, так как все опасались рождения ребенка с голубыми глазами.
Считалось, что злые духи могут навредить беременной женщине. Поэтому она не выходила из дома в темное время суток и носила амулеты, защищавшие от злых сил. Особенно женщину оберегали в последний месяц беременности, опасаясь рождения мертвого ребенка или смерти самой женщины.
При первых же схватках к женщине приглашали двух повитух. Повитухи совершали ритуальное омовение, читали стих из Корана и трижды ударяли роженицу по спине. Из дома уводили мужчин, детей и девушек. Важно отметить, что женщина никогда не рожала в доме, в котором умирали дети.
Новорожденного принимала на руки повитуха. Перерезали и перевязывали пуповину, а куски пуповины сохраняли в качестве оберега. Затем ребенка обмывали и заворачивали в старое платье или платок, чтобы у ребенка была долгая жизнь. Вообще стремление завернуть ребенка в одежду пожилых родственников и тем самым «передать» ему долгую жизнь наблюдалось у многих народов Средней Азии.
После окончания родов отцу сообщали радостную весть, поздравляли с рождением сына (мубораки шикораки) или дочери (мубораки ришчуяк). Рождение сына сопровождалось большей радостью. Устраивали угощения и стрельбу из ружей.
Первые сорок дней после рождения ребенка, носившие название «чилля», т.е. «сорокодневие», считались наиболее опасными как для матери, так и для новорожденного. Мать и ребенка с момента рождения не оставляли одних, в помещении всегда находился кто-нибудь из близких. Также в комнате постоянно горел огонь. В изголовье роженицы клали предметы, которых боялись злые духи – Коран, бритву, нож, стручки красного перца или чеснока.
Повсеместно среди таджиков наблюдался обычай «выкупа ребенка». Женщина, если у неё до этого умирали дети, отдавала новорожденного повитухе на весь период «чилля», кормила его в доме последней и оставалась там ночевать. По окончании «чилля» мать выкупала ребенка, отдавая взамен одежду или козу. Обычай этот преследовал цель обмануть злых духов, уверив их, что ребенок не принадлежит матери.
Обычно через три – семь дней после рождения у таджиков происходило наречение имени ребенку. Имя новорожденному давалось пожилым человеком, выбранным среди соседей.
У равнинных таджиков часто давали имена, заимствованные у арабов под влиянием ислама: пророка, его потомков, первых халифов; также имена, связанные с историческими и легендарными героями. У горных таджиков такие имена не давались. Считалось, что простому человеку недостойно носить великие имена. Часто нарекали именами, являющимися по существу прилагательными: Хабиба – любимая, Калон – большая, или существительными: Назокат – прелесть, Мухабат – любовь. Встречаются имена, имеющие отношение к временам года, дням недели, праздникам, явлениям природы. Иногда детям давали имена унизительного характера или обозначающие незначительный предмет. По поверьям такие имена должны были отвлекать злых духов.
Одним из крупных событий периода «чилля» являлось положение новорожденного в колыбель, по поводу чего устраивалось празднество. Особенно торжественно обставлялось положение в колыбель первенца. Колыбели делались специальными мастерами и в семье переходили от старшего ребенка к младшему.
Ребенка перед положением в колыбель омывали. Созывали гостей и устраивали угощение. Читали соответствующие случаю молитвы и произносили пожелания ребенку. К верхней перекладине колыбели подвешивали колокольчики, различные амулеты (нитки с голубыми и деревянными бусами, нос утки, различные амулеты – тумары). Ребенок оставался в колыбели до 1-2 лет.
Купали детей редко. В период «чилля» через 4-7 дней, а затем только тогда, когда ребенок становился грязным. Купать детей часто не рекомендовалось, так как по поверьям это обессиливало ребенка, задерживало его рост и, что самое главное, чисто вымытый ребенок привлекал взоры злых духов.
Значительным торжеством сопровождалась первая стрижка волос: также приготавливалось угощение, созывались родственники и знакомые. Впервые мальчиков и девочек стригли по достижении ими года. Если стрижка волос у девочки происходила относительно скромно, то стрижка волос у мальчика (особенно в южных районах) сопровождалась небольшим празднеством. Для стрижки мальчика приглашался мулла или почтенный старик. Они и начинали стричь волосы, заканчивала же стрижку обычно мать ребенка. Девочкам стричь волосы иногда также начинал мулла, но чаще это делала многодетная почтенная пожилая женщина. Чтобы у матери были еще дети, волосы с головы ребенка состригали не все. Волосы не состригали полностью и тогда, когда в семье умирали дети. В таких случаях при стрижке оставляли косичку на макушке. Часто девочкам с трех-четырех лет начинали отпускать волосы, первоначально оставляя лишь пряди по бокам. На всей территории Таджикистана до сих пор сохраняются некоторые обычаи и обряды, связанные со стрижкой волос у детей.
Ногти ребенку первый раз срезали в 2-3 года. Мальчику ногти обрезали над книгой, чтобы он стал ученым, а девочке руки вымазывали в тесте или муке, чтобы из неё вышла хорошая стряпуха. Ни ногти, ни волосы, ни выпавшие зубы детей не выбрасывали, а тщательно закапывали в землю или прятали в щели в стене. Этот обычай связан с широко распространенным у таджиков поверьем, что ногти, зубы и волосы человека, если попадут в руки «недоброжелателя», могут послужить средством порчи и сглаза их владельца.
Обрядом состригания волос и ногтей заканчивался период младенчества, и ребенок вступал в следующую фазу своей жизни – детство.
Одежда детей раннего возраста состояла только из рубашки, подол которой не подшивался. По истечении сорока дней первую рубашку обязательно снимали: считалось, что, если снять её позднее, она не только перестанет быть оберегом, но даже может принести вред. Если с ребенком было все благополучно, то эту рубашку хранили до рождения следующего ребенка. Если она изнашивалась, то её куда-нибудь прятали (или зашивали в подушку), но ни в коем случае не выбрасывали и никому не отдавали. Если дети в доме умирали, то первые рубашки для последующих детей шили либо из ткани, выпрошенной в благополучной многодетной семье, либо из семи лоскутков, взятых в семи многодетных семьях. Называлась она «выпрошенная рубашка».
Одной из основных причин болезни считался сглаз. На детскую одежду мальчиков и девочек нашивались украшения-обереги. Это могла быть зашитая в треугольники из ткани вата, душистая мята, подвески из дерева туг, черные бусины с белыми глазками, бусины из сердолика, подвески из когтей медведя, барса или волка, зубов и костей змеи – набор предметов, которые, по народным поверьям, способствовали благополучию ребенка.
Не менее интересными были и детские головные уборы. Девочкам покрывали головы платком, иногда надевали тюбетейки, мальчики же всегда носили тюбетейки. Как только ребенок начинал держать головку, на него надевали легкую тюбетейку, украшенную вырезанными из разноцветной материи лоскутками в виде треугольников и кружков, являющихся оберегами.
Говоря об украшениях, следует отметить, что девочкам очень рано прокалывали уши. Сначала в отверстие продевали нитку или волос собаки (полагали, что уши тогда заживут быстрее), которые впоследствии заменяли серьгами. Иногда в отверстие вставляли стержни, сделанные из семян дыни или лапки священного черного навозного жука-скарабея: и то, и другое символизировало плодородие. Кроме того, жука считали могущественным оберегом от злых сил и болезней.
Излюбленным украшением маленьких детей были браслеты из серебряных или разноцветных бусин, почти каждая из которых служила отдельным оберегом (черная с белыми пятнышками – от сглаза, желтая – от желтухи, голубая – от коклюша). "Действовать" такие браслеты начинали лишь после того, как мулла прочитывал над ними молитву и надевал их на ручки и ножки младенцам. С возрастом украшения начинали носить только девочки, и были они такими же, как и у взрослых.
Включение мальчика в круг взрослых членов семьи знаменовал обряд обрезания. При классических инициациях у разных народов мира операцию совершают над юношами старшего возраста, что говорит о связи обряда с достижением половой зрелости. В исламе обряд обрезания получил новое значение. Его стали рассматривать как символ введения в религиозную общину, подобно христианскому обряду крещения. У таджиков обряд обрезания мальчика назывался туи хатна или туи суннат. Помимо религиозного, существовало представление, что обрезание диктовалось правилами гигиены. На необрезанного мальчика смотрели как на нечистого. Обрезание старались делать зимой или поздней осенью, чтобы не было загрязнения и заражения. Само обрезание проводилось мастером. Отец обычно находился в помещении вместе с мальчиком. Мать сидела в другой комнате, опустив мизинец в пиалу с водой для облегчения боли сына. До полного выздоровления ребенка держали в постели.
Обряд обрезания сопровождался угощением, расходы на которое были достаточно велики. Обычно обряд обрезания проводился мальчикам 5-7 лет. Бедные семьи откладывали исполнение этого обряда до того времени, пока мальчику не исполнится 10 – 12 лет, пытаясь накопить денег. К проведению праздника по случаю обрезания готовились в течение нескольких лет. На праздник приглашали всех родственников, соседей, гостей из соседних селений. Общее угощение устраивалось днем и сопровождалось всевозможными развлечениями: танцами, скачками, борьбой, выступлениями музыкантов и певцов.
Таким образом, акт обрезания был специфическим обрядом перехода, он символизировал включение мальчика в аграрную деятельность и вхождение в общественную жизнь.
Обрядом обрезания завершалась фаза детства. После обряда обрезания мальчик рассматривался как халол (разрешенный к употреблению). Он получал право молиться и поститься, то есть право на выполнение основных религиозных предписаний. В этом смысле обряд был связан с классическими возрастными инициациями.
В заключение можно сказать, что рождение и воспитание детей являлось основной функцией таджикской семьи конца XIX – начала XX вв. Традиционно таджики стремились иметь как можно больше детей. Дородовые и родовые обряды и действия, связанные с первыми годами жизни ребенка, были направлены на защиту матери и дитя от злых сил, сохранение их здоровья и жизни. Обряды перехода, в свою очередь, символизировали обретение ребенком нового статуса и переход его в следующую возрастную группу.
Ксения Ишбулдина
